Рубина Дина - Терновник
Дина Рубина
ТЕРНОВНИК
Мальчик любил мать. И она любила его страстно. Но ничего толкового из этой
любви не получалось.
Впрочем, с матерью вообще было трудно, и мальчик уже притерпелся к
выбоинам и ухабам ее характера. Ею правило настроение, поэтому раз пять на
день менялась генеральная линия их жизни.
Менялось все, даже название вещей. Например, мать иногда называла квартиру
"квартирой", а иногда звучно и возвышенно - "кооператив!".
"Кооператив" - это ему нравилось, это звучало красиво и спортивно, как
"авангард" и "рекорд", жаль только, что обычно такое случалось, когда мать
заводилась.
- Зачем ты на обоях рисуешь?! Ты с ума сошел? - кричала она неестественно
страдальческим голосом. - Ну скажи: ты человек?! Ты не человек! Я хрячу на
этот проклятый кооператив, как последний ишак, сижу ночами над этой долбаной
левой работой!!
Когда мать накалялась, она становилась неуправляемой, и лучше было молчать
и слушать нечленораздельные выкрики. А еще лучше было смотреть прямо в ее
гневные глаза и вовремя состроить на физиономии такое же страдальческое
выражение.
Мальчик был очень похож на мать. Она натыкалась на это страдальческое
выражение, как натыкаются впотьмах на зеркало, и сразу сникала. Скажет только
обессиленно: "Станешь ты когда-нибудь человеком, а?" И все в порядке, можно
жить дальше.
С матерью было сложно, но интересно. Когда у нее случалось хорошее
настроение, они много чего придумывали и о многом болтали. Вообще в голове у
матери водилось столько всего потрясающе интересного, что мальчик готов был
слушать ее бесконечно.
- Марина, что тебе сегодня снилось? - спрашивал он, едва открыв глаза.
- А ты молока выпьешь?
- Ну выпью, только без пенки.
- Без пенки - короткий сон будет, - торговалась она.
- Ладно, давай с этой дрянской пенкой. Ну, рассказывай.
- А про что мне снилось: про пиратские сокровища или как эскимосы на
льдине мамонтенка нашли?
- Про сокровища... - выбирал он.
...В те редкие минуты, когда мать бывала веселой, он любил ее до слез.
Тогда она не выкрикивала непонятных слов, а вела себя как нормальная девчонка
из их группы.
- Давай беситься! - в упоительном восторге предлагал он.
Мать в ответ делала свирепую морду, надвигалась на него с растопыренными
пальцами, утробно рыча:
- Га-га! Сейчас я буду жмать этого человека!! - Он замирал на миг в
сладком ужасе, взвизгивал... И тогда летели по комнате подушки,
переворачивались стулья, мать гонялась за ним с ужасными воплями, и в конце
концов они валились на тахту, обессиленные от хохота, и он корчился от ее
щипков, тычков, щекотания.
Потом она говорила своим голосом:
- Ну, все... Давай наведем порядок. Смотри, не квартира, а черт знает
что...
- Давай еще немножко меня пожмаем! - просил он на всякий случай, хотя
понимал, что веселью конец, пропало у матери настроение беситься. Вздыхал и
начинал подбирать подушки, поднимать стулья.
Но чаще всего они ругались. Предлогов было - вагон и тележка, выбирай,
какой нравится. А уж когда у обоих плохое настроение, тогда особый скандал.
Хватала ремень, хлестала по чему попадала - не больно, рука у нее была легкая,
- но он орал как резаный. От злости. Ссорились нешуточно: он закрывался в
туалете и время от времени выкрикивал оттуда:
- Уйду!! К черту от тебя!
- Давай, давай! - кричала она ему из кухни. - Иди!
- Тебе на меня наплювать! Я найду себе другую женщину!
- Давай ищи... Чего ж ты в туалете заперся?.. ...Вот что стояло между
ними, как стена, что портило, корежило, отравляло ему
